Прощённые долги - Страница 105

105

Вернулся Вершинин вместе с Алдоничевым. Петренко тут же взял последнего за локоть:

– Лёня, выяснилось что-то новое про жену метрдотеля из «Астории»…

– Про Аделину Исаеву? – выкатил серые глаза Алдоничев. – Я думал, что уже глухо, как в танке!

– А вот и нет. Пойдём, с специально пригласил сюда ребят из прокуратуры.

– Это, конечно, хорошо, что следок опять мелькнул. – Алдоничев с жалостью посмотрел на Грачёва. – А тебе-то, Михалыч, так ли уж обязательно здесь присутствовать?

– Нет сомнений!

Грачёв встряхнулся. Уже не чувствуя в руке тяжести проклятого чемодана, он направился к выходу на лестницу. В кабинете, под лампами дневного света, сидели двое мужчин с одинаковыми чёрными «дипломатами» на коленях. Они расслаблялись в массивных кожаных креслах и уже успели задымить всё помещение «Кронверком».

Один из них, даже слишком гладко причёсанный блондин с выгоревшими за лето бровями, как раз зажигал новую сигарету. Из-под его серого джемпера торчал синий воротничок-апаш. Свет ламп отражался в коже новых осенних туфель на резинке – таких же чёрных, как и длинные импортные носки.

Другой следователь уже приканчивал в пепельнице чинарик. Это, как понял Грачёв, и был Афанасий Загорулько – полная противоположность Валентину Чиряеву. Он был весь встрёпанный, кудрявый, с проступающей плешкой и пушистыми усами. Крупный, пористый, блестящий его нос сейчас особенно бросался в глаза. Клетчатая кепка валялась тут же, на столе, В отличие от Чиряева, Загорулько даже не снял свою синюю куртку с капюшоном. Из-за него следователь казался горбатым и ещё более смешным.

Когда все расселись вокруг стола, Всеволод между делом ответил, что без обручального кольца здесь только он один. И почему-то ему очень захотелось стать таким же, как все, семейным, предсказуемым и спокойным.

– Ребятушки, что нового нарыли? – радостно потёр руки Алдоничев. – Я больше месяца потею над делом жены метрдотеля. Отсутствующий здесь по уважительной причине Александр Никитич Турчин бьётся над загадкой исчезновения Илоны Саламатиной-Стромберг…

– Очень интересные новости! – заинтриговал всех Петренко. – Как ты, Лёня, правильно заметил, я взял два ваших дела со стола Захара Сысоевича и принёс сюда – вон они лежат. А третье – дело Валерия Кавалерова, двенадцати лет. Он сбежал пятнадцатого августа из интерната в Пушкине, а двадцать пятого августа его видели в последний раз в Приморском районе…

– Валерий Кавалеров? – Неясная догадка мелькнула в мозгу Всеволода, но из-за усталости не смогла оформиться в полноценную мысль.

А ещё Грачёв вспомнил о платке с пятном крови Али Мамедова, переданном Тенгизу Дханинджия для проведения экспертизы. Сам Всеволод решил не мелькать сразу после громоподобных происшествий с окровавленным вещдоком в руках. Тенгиз же как раз вчера выезжал к кооперативным ларькам у станции метро «Московская», где был найден труп женщины-продавца.

Ларёк был разграблен практически подчистую. Всеволод не без оснований полагал, что для Тенгиза после вчерашнего будет куда естественнее обратиться в лабораторию с просьбой определить группу и резус-принадлежность крови на носовом платке. Никакой монограммы и прочих отметок там не было, и с этой стороны осложнений не предвиделось. Батоно клятвенно пообещал провернуть это дело как можно быстрее.

– Да, Валерий Кавалеров. Тот самый «В.К.-9», – угрюмо кивнул Петренко. – Что касается номеров, то я подумал и решил вот что. Нора Келль обозначала подопытных только по инициалам, и потому неизбежно должна была нумеровать тех, у кого инициалы совпадали. Получается, что тех, кто имел первые буквы имени и фамилии «Д.Д.», было, как минимум, пять. «В.К.» – девять. «А.О.» оказался первым. Он всегда и во всем был и остаётся премьером, – даже с некоторой гордостью заметил Петренко.

– Ясно. Похоже на правду. – Всеволод под столом сцепил пальцы в крепкий замок, словно раз и навсегда отгораживаясь от попыток разоблачить себя. – Значит, пацан тоже угодил в «лазарет»?

Оба следователя внимательно слушали, время от времени стряхивая пепел с сигарет в стоящую посередине стола хрустальную пепельницу. Некурящий Петренко был занят разговором, а Алдоничев и Вершинин понимающе смотрели друг на друга.

– Похоже, что так. Следователю из Приморского района, её зовут Полина Осташко, удалось разыскать тех мальчиков, с которыми Кавалеров десять дней болтался по городу. Они заходили в столовые, в кафе, прочие забегаловки. Допивали кофе и стаканов, доедали корки с тарелок. Одним словом, вели жизнь беспризорников. А двадцать четвёртого августа Кавалеров сказал дружку, что познакомился с парнем лет шестнадцати. Тот якобы обещал устроить его на зиму в дачный дом. Дача находилась во Всеволожске, а парень был цыганом. С тех пор Кавалерова никто не видел. Но все ему завидовали – мол, умеет жить. Мать его умерла пять лет назад от криминального аборта. Отец сел за кражу сахарного песка из вагонов осенью прошлого года. После этого мальчишку отдали в интернат. Сами знаете, какие там порядки, и он сбежал. Никогда в жизни не бывал на Нагорной улице. Тем не менее, восьмого сентября там был обнаружен его труп. Смерть действительно наступила от асфиксии, развившейся вследствие судорог мышц глотки и гортани. То ли молодой цыган специально искал для Норы подходящих «мышек», то ли он уже потом, ощутив недостаток средств, продал Кавалерова в «лазарет»…

– Слов нет! – Алдоничев рукой прикрыл глаза от света. – Мать умерла, отец сел… Жалко мальчишку. Каким бы он шалопаем ни был, но такая страшная смерть всё спишет. Зачем уж так карать за доверчивость? Двенадцать лет всего, опыта никакого!

105