Прощённые долги - Страница 52

Прирезали Антона на Ржевке, в одном из цыганских домов. Там как раз находился Мамедов – выяснял отношения с бароном по поводу несправедливого передела зон сбыта товара на Некрасовском рынке. Барону пришлось уступить, потому что Мамедов пригрозил употребить труп в дело и обеспечить цыганам верную ходку в зону. Цыгане струхнули, а Мамедов приказал Лобанову зарыть труп и молчать. Мол, сгодится ещё это тело…

Выходит, папаня думает, что сын живой. А Озирский тоже не знает, что Антошку месяц назад пырнули насмерть. «Для чего-то им Андрей нужен», – туго соображал Лобанов. И вдруг вспомнил, что может понадобиться Али завтрашней ночью. А что, если это связано с Озирским? Надо бы его предупредить, а взамен попросить не передавать материалы по тайникам на кладбищах…

Лобанов оцепенел, испугавшись собственных мыслей, но они всё равно продолжали буравить мозг. А вдруг да получится махнуться? А потом вместе обсудить, как всё это скрыть от Мамедова. Несмотря на охвативший всё существо смертельный страх, Матвей уже не мог избавиться от навязчивой идеи.

Промучившись остаток ночи, не сомкнув глаз, он рано утром позвонил Озирскому домой. По счастью, Юляша осталась на даче и не донимала его приставаниями, истериками и дурацкими вопросами. Лобанов выкурил пачку сигарет, выпил чайник чифиря, и, как только получился согласие Андрея, сразу же поехал к Петропавловке.

Глава 5

Андрей прохаживался вдоль стены Трубецкого бастиона в ещё не рассосавшихся серых сумерках. Камень был влажным от утреннего тумана и близкой невской воды. Сильный, но тёплый ветер гнал воды против течения по диагонали к правому берегу. И они с плеском омывали грязный серый песок Петропавловского пляжа. Величавая широкая река, всегда приводившая Андрея в восхищение, сейчас почему-то нагоняла тоску. Он решил, в целях безопасности, отойти за кабинку-раздевалку и подождать Лобанова там.

Озирский уже несколько раз встречался с бригадиром землекопов с одного из пригородных кладбищ, знал его биографию в подробностях. Разумеется, было там место и тюрьме, и лагерю, и последующим тёмным делишкам. Уроженец Лодейного Поля, Матвей Лобанов сделал первую ходку, ещё не достигнув совершеннолетия. Он обвинялся по серьёзной статье – нанесение тяжкого вреда здоровью, повлекшее инвалидность потерпевшей. Матвей уже давно не ладил со своей мачехой, и когда ему сровнялось шестнадцать, жестоко избил её лопатой.

Мачеха десять лет ходила на костылях, потом спилась и умерла. А Матвей, отсидев ещё один срок за вымогательство взятки на кладбище, вернулся после освобождения к прежней своей работе. Сейчас Матвею шёл тридцать шестой год. Он явно шёл в гору и был очень доволен жизнью…

Озирский прекрасно знал, что Мотеньку припёрло, и другого выхода у него нет. Кладбищенская братия сейчас окончательно попала под колпак, и у бригадира остаётся только это утро, чтобы попытаться оттянуть надвигающийся крах. Много лет махинации администрации и рабочих нескольких городских и областных кладбищ оставались для милиции тайной. Лишь несколько дней назад Андрею удалось получить окончательное подтверждение противоправной деятельности могильщиков и окончательно вскрыть схему, по которой они действовали.

В розыскном бюро катастрофически не хватало людей, и Андрей поставил на ноги всю агентуру. Этого оказалось достаточно, чтобы в кратчайшие сроки завершить расследование, оформить его документально и положить папку на стол Петренко. Андрей, изнемогая от желания прищучить кладбищенскую шарагу, которая цинично оскорбляла самые святые человеческие чувства, несколько ночей провёл с камерой среди крестов и надгробий.

Конечно, у Матвея тоже есть шпионы, и они донесли своему шефу о том, что личные материалы Андрей в ОРБ пока не передавал. А как раз на этих кассетах и заснято самое интересное, что может положить конец не только группировке Лобанова, но и всей отлично придуманной и сработанной схеме устройства тайников под видом самых обычных захоронений. Матвеем-то ещё могли пожертвовать, но вот схронами – ни за что. И потому, вероятно, раздался сегодня утром этот звонок. Раздался тогда, когда Андрей уже его и не ждал. Он уже собирался увезти на Литейный те самые, последние кассеты.

Разумеется, Лобанов не рассчитывает изъять материалы ни из сейфа в гостинице, ни из автомобиля по дороге, так как знает о привлечении инкассаторов. Похоже, у Матвея остался только один выход – договориться с Озирским полюбовно. Громила в «ночном» камуфляже возник, словно из-под земли, минута в минуту. Андрей мысленно выругал себя за то, что заметил его лишь в последний момент, потому что думал совершенно о другом. Мотька с его тайниками уже мало интересовал Андрея, и все мысли вертелись вокруг Аверина с сыном. Сегодня вечером всё должно было проясниться, и ради этого стоило подъехать на проспект Смирнова, к павильону сдачи стеклотары.

Внешне Лобанов ничуть не изменился – те же светлые глаза с неподвижными зрачками отражали плывущие по небу тучи. Тяжёлая челюсть равномерно двигалась от жевательных движений. Лобанов явно нервничал, потому что всё время оглядывался в сторону Кировского моста, потом оборачивался к стрелке Васильевского острова, почти не заметной в тумане. Ростральные колонны были видны не целиком, а лишь частично. И потому были похожи на мираж.

– Привет! – Матвей пытался казаться покойным, но это плохо ему удавалось. Он надул свою жвачку пузырём, но лицо его было стянуто гримасой страха. – Отойдём к стене, там не так видно.